Бетрищев, Александр Дмитриевич ("Мертвые души")

Смотри также Литературные типы произведений Гоголя

Отставной генерал "величественной наружности", с картинной, величавой осанкой. "В сюртуке ли, во фраке ли, в халате, он был все тот же. От голоса до малейшего телодвижения в нем все было властительное, повелевающее, внушавшее в низших чинах если не уважение, то, по крайней мере, робость". При встрече с Б. "Чичиков почувствовал и то и другое". "Открытый взгляд, лицо мужественное, бакенбарды и большие усы с проседью, стрижка низкая, а на затылке даже под гребенку, шея толстая, широкая, так называемая в три этажа (в три складки с трещиной поперек), голос — бас с некоторой охрипью, движенья генеральские". — "Достоинства и недостатки в Б. были набросаны в каком-то картинном беспорядке: самопожертвование, великодушие, в решительные минуты храбрость, ум, и ко всему этому подмесь себялюбья, честолюбия, самолюбья, мелочной щекотливости личной (заявление Чичикова об уважении к доблестям мужей, спасавших отечество на бранном поле" — "не понравилось" генералу) и многого того, без чего уже не обходится человек. Всех, которые ушли вперед его по службе, он не любил, выражался о них едко, в сардонических, колких эпиграммах". "Всего больше доставалось от него его прежнему сотоварищу, которого считал он ниже себя и умом, и способностями, и который, однако же, обогнал его, был уже генерал-губернатором двух губерний, в одной из которых находились его поместья, так что он очутился как бы в зависимости от него. В отместку язвил он его при всяком случае, критиковал всякое его распоряжение и видел во всех мерах и действиях его верх неразумья". "Несмотря на доброе сердце, генерал был насмешлив". "Он любил первенствовать, любил фимиам, любил блеснуть и похвастаться умом, любил знать то, чего другие не знают, и не любил тех людей, которые знают что-нибудь такое, чего он не знает". Генерал не любил противоречья и возраженья, хотя в то же самое время любил поговорить даже и о том, чего не знал вовсе". "Воспитанный полуиностранным воспитаньем, он хотел сыграть в то же время роль русского барина". "Хлебосольствовал, любил, чтобы соседи приезжали изъявлять ему почтенье; сам, разумеется, визитов не платил". Б. встретил "по службе кучу неприятностей, вследствие которых и вышел в отставку, обвиняя во всем какую-то враждебную партию и не имея великодушия обвинить в чем-либо себя самого". "Генерал жил по-генеральски" и любил свою дочь "до безумья". — Заехавшего Чичикова называет на "ты". — "Без чинов, что тут?" Тентетникова "генерал принимал сначала хорошо и радушно", хотя разговоры их оканчивались спором и каким-то неприятным ощущением с обеих сторон"; когда же к генералу приехали родственницы, Б. начал обращаться с Тентетниковым, "как с лицом бессловесным; говорил ему как-то пренебрежительно": "любезнейший, послушай, братец и даже ты". Когда же Тентетников высказал все, что "внутри его кипело", "генерал смутился". "Собирая слова и мысли, стал он говорить, хотя несколько несвязно, что слово "ты" было им сказано не в том смысле, что старику иной раз позволительно сказать молодому человеку ты (о чине своем он не упомянул ни слова"), однако с этих пор о Тентетникове "отзывался не весьма благосклонно". На слова Чичикова, что он "приостановился" у Тентетникова, "генерал поморщился, но уверения Чичикова "о раскаянии Тентетникова" смягчили генерала. — "Да ведь не сержусь..." В душе моей я искренно полюбил его (Тентетникова) и уверен, что со временем будет преполезный человек". Узнав же, что Тентетников пишет (сочиненную Чичиковым) "историю о генералах", сказал: "Так что ж он ко мне не приедет? Я бы мог собрать ему весьма много любопытных материалов..." — "Я, пожалуй, к нему сам готов приехать". Дочери заявил: "Сосед наш Тентетников совсем не такой глупый человек, как мы полагали. Он занимается довольно важным делом: историей генералов двенадцатого года". — Улинька не понимает, "как с добрейшей душой, какая" у Б., "и таким редким сердцем" он может принимать "и полюбить" "человека" (Вишнепокромова), который, сам Б. знает, "что дурен". — "Душа моя, ведь мне ж не прогнать его?" — отвечает Б. "Перед своими родственницами, "отсталыми фрейлинами прежнего двора, удержавшими кое-какие связи", генерал "немножко подличал". "У него (Вишнепокромова) не только что рыло все, весь, весь зажил в саже, а ведь тоже требует, как говорится, поощрения... Ха, ха, ха, ха!.. — Обокрадет, обворует казну да еще, каналья, наград просит! Нельзя, говорит, без поощренья, трудился... Ха, ха, ха, ха!.. — Любят, любят точно поощренье. — Погладь, погладь его! а ведь без поощренья так и красть не станет! Ха, ха, ха!.." Слушая рассказ Чичикова "о дряхлом старикашке дяде" и просьбу о мертвых душах (необходимых Чичикову для представления старику, чтобы тот отдал наследство племяннику), "генерал разразился таким хохотом, каким вряд ли когда смеялся человек. Как был, так и повалился он в кресло. Голову забросил назад и чуть не захлебнулся". — "Дядя-то, дядя! В каких дураках будет дядя! Ха, ха, ха! Мертвецов вместо живых получит! Ха, ха! — Этот дурак! Ведь он дурак?" — "Дурак, ваше превосходительство". — Однако ж выезжает? бывает в обществах? держится еще на ногах? — "Держится, но с трудом". — Экой дурак! Но крепок, однако ж? Есть еще зубы? — "Два зуба всего, ваше превосходительство". — Экой осел! Ты, братец, не сердись... Хоть тебе и дядя, а ведь он осел. — На просьбу Чичикова о мертвых душах отвечает: "Да за такую выдумку (историю о дяде) я их тебе с землей, с жильем! Возьми себе все кладбище! Ха, ха, ха, ха! Старик-то, старик! Ха, ха, ха, ха! В каких дураках будет дядя! Ха, ха, ха, ха!"